Читаем без скачивания Колодезная пыль - Борис Георгиев

– А не в мэрии ли случайно работает ваша подруга? – пискнула Резиновая Зина тоном, не предвещавшим ничего хорошего.

«Чего она взъелась?» – лениво подумал Валентин. Вставать не хотелось.

– Она давно на пенсии, – ответила Ядвига. Вставать не было нужды, чтобы представить, как она остановилась на лестнице, подняла голову и заломила левую бровь.

– Значит, она подвизается там на общественных началах, – ядовито скрипнула Резиновая Зина.

– С чего это вы взяли, Зинаида Исааковна?

– А с того, Ядвига Адамовна, что сегодня принесли странное письмо. Признайтесь, вы тоже получили. Ведь так?

– А, вот вы о чём! Но, простите великодушно, какое я к этому имею отношение?

– А такое! Кто недавно сказал Павлику Зайцу, чтоб уже искал дом?

«Письмо? Какое-то пришло. Я ещё подумал, опять бумажный спам. В прихожей оставил, не посмотрел даже. Причём здесь Павлик и его дом?» Павел Петрович Заяц, жилец из квартиры номер один, всем успел надоесть уговорами продать разом все квартиры в доме номер десять и переехать в деревню. Всерьёз его болтовню никто уже не воспринимал.

Тащиться в прихожую за письмом у Валентина Юрьевича желания не было. Между тем, пикировка под окном перешла в новую фазу.

– Вы и ваши друзья из мэрии, подлецы-демократы, разграбили страну, – митинговала Резиновая Зина. – А теперь вы хотите выжить нас из дому? Не выйдет!

Несомненно, Зинаида Исааковна открыла дверь полностью, и, уперев левую руку с отставленной горстью в тощий бок, указательным пальцем правой изображала метроном.

– Что разграбили? После ваших друзей коммунистов от страны остались одни развалины, – приятным контральто возражала госпожа Вишневская. – Выселять из дому это ваши методы, Зинаида Исааковна. Нет, ну это же надо! У меня знакомства в мэрии?! Прошу прощения, а ваши связи, на которые вы вечно намекаете?

Вне всяких сомнений, Ядвига Адамовна вернулась на веранду и теперь стояла перед старой комсомолкой в третьей балетной позиции. Внизу грохнула дверь. «Зина вышла из себя во двор», – решил Валентин. И точно – после короткой зловещей паузы прямо под окном вскрикнули: «Мои связи! Она говорит – мои связи!» Слышно было великолепно, точно из первых рядов партера. Видеть необходимости не было, и без того понятно, что Зина спустилась по лестнице, затем, стоя к зрителям спиною, воздела руки к небу подобно королю Лиру и вскричала. Всё было как обычно. В открытое окно кабинета полетели либералы и кровавое энкавэдэ, плутократы и диктаторы, ночные бабочки и банные комсомолки; фурией Троцкий влетел, следом протиснулся Сталин, держа под мышкой товарища Берию, потом почему-то проскакал навстречу Петлюре батька Махно. Впрочем, до настоящего времени стороны не дошли – быстро выдохлись, дал себя знать возраст. За восемьдесят обеим. Вынужденное перемирие. За кашлем и оханьем донеслось до Валентина, как бы из-под земли:

– Вася-а! Вась!

Ольга Александровна звала кого-то: кота или мужа.

– Вася-а! Слышишь меня? Выдь во двор, мне отсюда не слышно!

Оленька Вельможная имела обыкновение в это время суток сидеть у окна своей квартиры – того, что во двор. После рождения дочери расплылась, выходить в мир стало ей тяжко, поэтому утром, подобно сказочной красавице, садилась к северному окошку – к тому, что выходит на улицу, а вечером перебиралась к этому, южному. И витязей посылала на подвиги.

– Вася! Выдь, послушай, про что они. С письмом чего-то. А я тебе говорю выдь! После расскажешь.

Значит, муж, а не кот. Кот, если что и услышит, ни за что не расскажет. Не так воспитан. Джентльмен.

Очевидно, Вася Вельможный, в мальчишестве Дубровский, поддался на уговоры. Ключик услышал как: «Василий Степанович, вот вы как человек высокообразованный скажите, кто виноват?» – слегка задыхаясь, выговорила Резиновая Зина.

– Философ-водопроводчик! – иронически прокомментировала неподражаемая Ядвига.

Василий Степанович Дубровский на самом деле получил хорошее образование, окончил философский факультет университета, но обзаведясь семьёй, сменил фамилию и сделался слесарем-водопроводчиком. Пристрастия к философским умопостроениям не утратил, однако под давлением обстоятельств и жены приобрёл новую склонность – ноблесс оближ! – запил.

– А что тут у вас такое? – хотел спросить Василий Степанович, но получилось у него только: «Ашот тутуас акоэ?» – поскольку конец рабочего дня уже был отмечен должным образом.

– Фу-у! – сказала Ядвига Адамовна. Надо полагать, вопрос угодил в неё вместе с выдохом.

– Ай! Да вы сядьте, Вася, – засуетилась Резиновая Зина, в которую угодил не вопрос, а сам Василий Степанович.

Во дворе завозились, покрикивая изредка: «Фсёяссам!» «Сюда, Вася, на крылечко. Осторожно!» «Ашот тутуас?» «Вот он, ваш пролетарий умственного труда, Зиночка, во всей красе».

– Траит суа квемкве волуптас! – звучно и неожиданно отчётливо изрёк, утвердившись на крыльце Вельзевулова логова, философ-водопроводчик.

– Знаю я ваши страсти, – заметила Ядвига Адамовна Вишневская, непримиримая к чужим порокам.

– Правильно, Василий Степанович, все беды от попов и ханжей, – поддержала соседа Зина. Латыни не зная, подозревала, что всякое латинское высказывание имеет клерикальный или антиклерикальный смысл. – Кстати, о ханжах. Павлика бы вызвать сюда, если он дома. Кажется мне, Ядвига Адамовна, что вы с ним по квартирному вопросу снюхались.

«Вызвать в собрание товарища Зайца и отхлестать, – подумал Ключик. – Зина соскучилась по партактивам».

– Снюхались?! Вы полагаете?! – вскипела госпожа Вишневская. – Что ж, позову, если вы настаиваете. Но вряд ли он дома.

– Нусквам эст куи убикум эст! – заявил Василий и скабрезно хихикнул.

Вишневская не услышала, ушла звать Зайца, а Зинаида Исааковна не поняла, сказала только: «Не выражайтесь, Вася», – потому что при словах «куи убикум» философа подвело произношение. Как и предполагала Ядвига, главы семейства Зайцев, Павла Петровича, не оказалось дома. Вместо него пару минут спустя госпожа Вишневская привела – Сюда, Катенька! Послушаете, что она тут врёт! – Екатерину Антоновну. «Добром не кончится, не случилось бы членовредительства, – забеспокоился Ключик. – С Павликом обошлось бы, он дипломат, но у Екатерины Антоновны южный темперамент. Надо туда спуститься». Катя Заяц, женщина с внешностью и телосложением Афины Паллады Джустиниани, родом была из кавказских греков и степенною казалась только на первый взгляд. Рождение трёх дочерей и сына нисколько не смягчило её нрава; мила и смешлива была лишь в добром расположении духа, в гневе же становилась страшною. Взвесив обстоятельства, Ключик засобирался во двор, но замешкался в прихожей. Письмо упало за вешалку и нашлось не сразу. Валентин разорвал конверт на ходу, вытащил стандартный, сложенный втрое лист, развернул. Пока спускался по лестнице, перед глазами прыгали слова: заявление, муниципалитет, аварийным, Девичья, компенсация, решение, явиться, жилищный, предоставить. «Что?!» – изумился Ключик, поименованный в письме «гр. Ключко В.Ю», но осознать в полной мере случившееся не смог. Только открыл нижнюю дверь, как:

– Он, я знаю! Ваш Заяц.

– Что вы знаете?!

– С ханжеской поповской улыбочкой воткнул! Нож! В спину!

– Улыбочкой? На себя посмотрите, Зина! Втыкать не во что!

– Зиночка, вам не стыдно?

– И вы с ним заодно?! Снюхались! Подмазали кое-кого в мэрии. Мазью имени вашего папочки. А? Что скажете, госпожа Вишневская?

– Латет ангуис ин херба!

– Что вы сказали?!

От боевого визга Резиновой Зины кровь застыла в жилах у Валентина Юрьевича.

– Вась! Вася-а! – волновалась за мужа Оленька, улёгшись пышной грудью на подоконник и вытянув шею. С ней Ключик от растерянности даже не поздоровался. Судьба несчастного философа-водопроводчика висела на нитке. «Некстати он о змее, любая из мойр примет на свой счёт», – подумал Валентин и спустился во двор, держа развёрнутое письмо как белый флаг миротворца.

– Деус экс махина! – провозгласил Василий, приветственно подняв руку. Широчайшая улыбка осветила его лицо.

– Я? Секс махина?! – оскорбилась Резиновая Зина, однако, проследив за взглядом философа, заметила Ключика и его белый флаг.

– А-а! – выкрикнула она и ринулась к Валентину.

– А-а! А! – Екатерина Антоновна и Ядвига Адамовна тоже не удержались от восклицаний.

Ключик вздрогнул, попятился, однако бросаться на него, прокусывать шею и пить кровь соседки не стали.

– Юра! И ты получил?! – выкрикнула Зинаида Исааковна, хватаясь за письмо. От возбуждения она опять перепутала отца и сына. Письмо пришлось отдать.

– Ке эси текнон Бруте! – с усталой улыбкой перевёл Василий.

– Так это по вашей жалобе нас признали аварийными? – холодно спросила Екатерина Антоновна, гречанка более чем наполовину.